Как Геннадий Зюганов и его партия из непримиримой оппозиции превратились в “защитников Гроба Господнего”
Между политикой и астрономией не так уж много сходства, но несколько общих черт можно разглядеть и не вооруженным оптическими приборами глазом. Политические звезды проходят в своей эволюции те же стадии, что и небесные тела: от рождения к угасанию. И сроки активной жизни и там и тут тоже разные – у кого-то больше, у кого-то меньше. Скажем, для КПРФ и ее бессменного вождя этот срок составил 30 лет.
Фото: Геннадий Черкасов
И это еще не весь список аналогий. Что касается астрономических объектов, можно наблюдать такой интересный эффект: звезда уже потухла, но по-прежнему нам видна, светя фотонами, излученными много-много лет назад. Но разве не так же и в политике?
Возьмем ту же Коммунистическую партию Российской Федерации. Первые лица партии на первый взгляд исполнены энергии и оптимизма. Они то и дело мелькают не телеэкране и в новостных лентах. И даже пытаются, говоря словами персонажа бессмертной комедии “ДМБ”, определить “позор в подвиг” – выдать разгром, который КПРФ потерпела на последних президентских выборах, за успех.
“У нас Николай Михайлович Харитонов провел прекрасно выборную кампанию, – не постеснялся заявить председатель ЦК партии Геннадий Зюганов на встрече членов думской фракции КПРФ с председателя правительства. – 106 встреч в 70 регионах. Предложил наши идеи. Мы 26-миллионным тиражом распространили нашу программу “10 шагов к достойной жизни”.
Для тех, кто все пропустил: Харитонов набрал 4,31 процента голосов – худший результат партии на федеральных выборах за все время ее существования. Так что обмануть вымученная бодрая мина никого не может. И без телескопа видно, что время, когда эта звезда светила по-настоящему, когда с ней нужно было считаться, учитывать в политических раскладах и расчетах, прошло.
Пик коммунизма
КПРФ называет себя “продолжателем дела” и “идейным преемником” КПСС, которая в свою очередь восходит к РСДРП, появившейся на свет в 1898 году. Однако юридически ее с идейными предтечами ничего не связывает. Основана партия спустя почти век после создания РСДРП и через год с небольшим после запрета КПСС: днем рождения КПРФ считается 14 февраля 1993 года.
Собственно, это даже не самая старая из ныне существующих российских политических организаций: ЛДПР появилась на свет тремя годами раньше, в 1989-м – как Либерально-демократическая партия Советского Союза. Но, пожалуй, ни одна другая партия не оказала такого влияния на политическое развитие страны в эпоху “лихих 1990-х”. Причем имела все шансы сделать это влияние определяющим.
Уже на самых первых в ее истории выборах, в Думу первого созыва (декабрь 1993 года), КПРФ показала более чем неплохой для новичка – и что немаловажно отметить, новичка-оппозиционера – результат: заняла третье место, получив поддержку 12,4 процента избирателей. А еще через два года наступил звездный час КПРФ.
На следующих парламентских выборах, прошедших 17 декабря 1995 года, партия заняла первое места, набрав 22,3 процента голосов. С учетом депутатских мандатов, полученных по итогам выборов в одномандатных округах, КПРФ получила в Госдуме 157 мест. Столь многочисленного представительства в нижней палате у партии не было ни до, ни после.
И это еще не все: у КПРФ были в Думе достаточно близкие союзники – Аграрная депутатская группа во главе с Николаем Харитоновым (тогда он еще состоял в Аграрной партии) и группа “Народовластие” (лидер – бывший советский премьер Николай Рыжков). В этот неформальный, но достаточно устойчивый “левопатриотический” блок входило в общей сложности 220 думцев, то есть почти половина депутатского корпуса. В общем, совсем не безосновательно та Дума вошла в историю как “красная”.
Но, конечно, бессильная Дума не была пределом мечтаний коммунистов и их сторонников. Впереди была главная схватка – за Кремль (первый тур президентских выборов состоялся 16 июня 1996 года). После триумфа КПРФ на думских выборах президентский пост казался созревшим плодом готовым упасть в руки красной оппозиции. К началу 1996 года рейтинг Бориса Ельцина снизился до двух-трех процентов. Казалось, от поражения на выборах его могло спасти только чудо. Даже в окружении Ельцина немногие верили в его победу.
Драматизм момента хорошо передают мемуары самого Бориса Николаевича: “Я стоял перед жизнью, продуваемый всеми ветрами, сквозняками, стоял и почти падал от порывов ветра: крепкий организм – подвел; “ближайшие друзья” – уже нашли тебе замену, как стая, которая исподволь, постепенно намечает нового вожака; наконец, отвернулись от тебя и те, на кого ты всегда опирался, кто был твоим последним рубежом, резервом, – духовные лидеры нации. А народ… Народ не может простить ни “шоковой терапии”, ни позора в Буденновске и Грозном. Казалось бы, все проиграно”.
В победу коммунистов тогда поверили и средства массовой информации, которые принадлежали тогда почти полностью олигархам. Только очень жесткое совещание в Администрации Президента, где им было объяснено, чем для них обернется победа Зюганова, настроило их на борьбу.
Тем не менее невероятное случилось: Ельцин победил во втором туре (3 июля 1996 года) с результатом 53,82 процента голосов. Его главный оппонент, Геннадий Зюганов, получил 40,31 процента. До сего времени это лучший результат, полученный партией на федеральном уровне. Пик, так сказать, коммунизма. Но это официальные данные.
“По той версии, которая появилась сразу после голосования, победу во втором туре одержал Зюганов, – рассказывал автору этих строк президент Клуба военачальников РФ, генерал армии Анатолий Куликов, занимавший в описываемое время пост министра внутренних дел России. – При подведении итогов выборов поменяли строчки: результаты Зюганова стали результатами Ельцина, и наоборот. Никаких официальных подтверждений этой информации, разумеется, нет, но я считаю ее, скажем так, очень близкой к истине”.
По словам экс-главы МВД, Зюганов, насколько ему известно, знал о своей фактической победе. “Возникает, конечно, вопрос: если он реально победил, то почему сдался, почему согласился с подлогом? – продолжает Анатолий Сергеевич. – Я задавал этот вопрос самому Зюганову (уже позже, когда был освобожден от должности). По его словам, он опасался, что поиск истины мог привести к противостоянию в обществе, вызвать нежелательные последствия”.
Однако истинная причина, считает Куликов, была другой: “Мне кажется, что Геннадий Андреевич, как говорят в таких случаях в криминальной среде, нашел хорошую отмазку. Все дело, на мой взгляд, в его характере: это неконфликтный и не очень амбициозный человек. Уже около четверти века Зюганов возглавляет компартию, но мы ни разу не видели, чтобы он пытался всерьез претендовать на власть. Говорит библейские истины, принимает в пионеры…”
Если уж у тогдашнего президентского лагеря поведение Зюганова вызывало удивление, то что говорить о его собственных рядах. О том, какие настроения царили тогда в стане коммунистов говорят следующие слова Геннадия Селезнева (в те годы – спикера Государственной Думы, члена президиума ЦК КПРФ): “Ситуация вполне позволяла побороться за победу: в 1996 году Ельцин уже не был таким всемогущим и вряд ли решился бы снова пустить в ход танки.
Можно было хотя бы пересчитать голоса, добиться отмены итогов голосования и назначить новые выборы… Не знаю, о чем они тогда договорились!.. Ждем заявленную ночную пресс-конференцию и вдруг поздней ночью узнаем, что Геннадий Андреевич, оказывается, уже поздравил Ельцина с победой…”
Больше судьба Геннадию Андреевичу и его партии подобных шансов не предоставляла. Хотя все на судьбу, конечно, списывать нельзя. Трудно не согласиться с оценкой Анатолия Куликова: к власти в державном смысле, к вершине властной вертикали Зюганов, похоже, действительно особо не стремился, довольствуясь ролью вечно второго на выборах.
Чужие среди своих
Но дело тут, конечно, не в неприятии властных регалий как таковых. Длительность пребывания во главе партии и фракции говорит о чем угодно, но только не о нелюбви Зюганова к мандатам и полномочиям. Или же ему удается ее искусно скрывать. Однако как утверждают в один голос источники, имеющие или имевшие отношение к КПРФ, бременем своей власти в партии Геннадий Андреевич, мягко говоря, не тяготится.
“С виду – пролетарский трибун, неутомимый борец за справедливость, – свидетельствовал, к примеру, Геннадий Селезнев. – Но через некоторое время стало заметно, что он не делает различия между партией и собой. И вообще считает себя несменяемым и незаменимым. Партия – это я”.
Словом, любит, любит, чего уж там, Геннадий Андреевич это дело. Но очень не любит рисковать. Поэтому никогда не играет в такие игры, в которых может все проиграть. Лучше партия и думский мандат в руке, чем теряющийся в небе олимп власти.
Но одним характером Зюганова тоже все не объяснишь. Не силком же он заставлял соратников голосовать за себя и свою осторожную линию на пленумах и съездах. Не согласных с ним и с линией можно припомнить не так уж много. Да и из них далеко не все были бунтарями.
К примеру, того же Селезнева исключили из партии не за чрезмерную оппозиционность, а скорее наоборот – за оппортунизм. КПРФ находилась тогда в остром конфликте с провластным думским большинством, лишившим коммунистов и их союзников, вопреки прежним договоренностям, председательских должностей в ряде парламентских комитетов. В знак протеста против такого вероломства в КПРФ приняли решение отозвать своих представителей с оставшихся у них думских руководящих постов, в том числе с самого главного – спикерского.
Однако Селезнев отказался подчиниться партийной дисциплине. И не только, кстати, он. Проигнорировали решение ЦК также Николай Губенко, возглавлявший Комитет по культуре, и Светлана Горячева (Комитет по делам женщин, семьи и молодежи). Последние также были исключены из партии. Губенко, правда, вскоре был восстановлен, а Горячева ушла с концами – перешла в “Справедливую Россию”.
Вообще, за свою историю КПРФ пережила несколько расколов – исходов значительных фигур. Но в большинстве случаев раскольники если и отличались чем-то идеологически от верных зюгановцев, то еще большим конформизмом. Пожалуй, самый яркий пример в этом отношении – Геннадий Семигин, исключенный в 2004 году за “раскольническую деятельность” в интересах власти. Сегодня Семигин – сопредседатель партии “Справедливая Россия – Патриоты – За правду”, поддержавшей на прошедших президентских выборах кандидатуру Владимира Путина.
Впрочем, в последние годы из партии, надо признать, чаще все-таки изгоняют за чрезмерную оппозиционность. Но примеры подобных бунтов совсем уж редки. В качестве таковых можно привести “персональные дела” депутатов Мосгордумы Елену Шувалову и Евгения Ступина.
Короче говоря, “приход” оказался вполне подстать “попу”. Но несмотря на осознанный уход партии с авансцены истории, 1996 годом летопись ее исторических деяний не закончилась. Был еще и 1999-й, когда “левопатриотическая” оппозиция вновь оказалась близка к победе. Однако в этом случае Зюганов и зюгановцы находились уже не на острие атаки.
Последний бой
Поход на Кремль, считали они, должен был возглавить Евгений Примаков, отправленный в отставку с премьерского поста 12 мая 1999 года. Накануне Зюганов и лидеры союзных коммунистам депутатских объединений, Рыжков и Харитонов, встретились с премьером в Белом доме: участникам встречи было уже известно о том, что Ельцин принял решение его сместить. И в ходе этой беседы “левопатриоты” призвали Примакова не подчиняться президентскому указу.
“У Примакова была редкая возможность, – рассказывал Геннадий Андреевич в беседе с автором этих строк спустя три месяца после этих событий, в августе 1999-го. – Мы ему сказали, что завтра Ельцин отправит его в отставку. И просили рассмотреть сложившуюся ситуацию на совместном заседании палат Федерального собрания и правительства… Если бы они (члены правительства. – “МК”) тогда пришли, уверен: две палаты и правительство Примакова нашли бы выход… Правительство Примакова упустило исторический шанс”.
На замечание вашего покорного слуги, что неповиновение не осталось бы без ответной реакции президента, что Ельцина как у верховного главнокомандующего имелся такой ресурс, как силовые структуры, лидер КПРФ ответил так: “Если бы законодатели и правительство обратились ко всем силовым ведомствам с призывом соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации, уверяю вас: ни один солдат, ни один генерал не выступил бы против законного правительства, поддержанного народом. Все было бы в рамках Конституции”.
Что касается последней мысли, то Геннадий Андреевич, конечно же, лукавил: уложить предложенный им сценарий в рамки Конституции было бы невозможно. По сути, речь шла о государственном перевороте. Одновременно, кстати, предполагалось изменить и Основной закон. “Тогда была реальная возможность рассмотреть 15 поправок и перераспределить полномочия, – продолжил Зюганов. – Была стопроцентная возможность поставить министров под контроль двух палат”.
О судьбе самого Ельцина в ходе той беседы ничего конкретного сказано не было, но она вполне просматривалась из контекста. Вряд ли дело могло обойтись без ареста – как минимум домашнего. А затем, вполне вероятно, президенту пришлось бы сменить домашнее кресло на скамью подсудимых: 13 мая 1999 года в Думе начался первый акт процедуры отрешения главы государства от должности – рассмотрение вопроса о выдвижении обвинения против президента.
Дело, как известно, кончилось в итоге ничем. Из пяти пунктов обвинения больше всего голосов набрал третий – “развязывание и проведении военных действий на территории Чеченской Республики”: 283. Но и их оказалось слишком мало. Для запуска импичмента требовалось минимум 300 – конституционное большинство.
Однако если бы коммунистам и их союзникам удалось уговорить Примакова возглавить антиельцинский заговор и если бы, говоря словами Зюганова, “две палаты и правительство нашли выход”, результаты голосования по “делу Ельцина”, можно не сомневаться, были бы совсем другими.
Это был последний решительный бой КПРФ в борьбе за власть. После провала попытки импичмента “левопатриотическая оппозиция” фактически сложила оружие. Хотя порох в пороховницах вполне еще был.
Оставались, во-первых, уличные формы протеста. До отставки Примакова лидер КПРФ заявлял, что партия выведет людей на улицы в случае, если Ельцин посмеет тронуть “правительство народного доверия”. Но так и не реализовал свою угрозу. “Это можно было сделать при одном условии, – объяснял Геннадий Андреевич автору этих строк отмену прежних планов. – Если бы Примаков сказал: “Да, я приду в Думу” – и официально вместе с Думой обратился к стране… Звать людей на улицы, когда сами отстаиваемые не делают шага навстречу Думе, – смысла нет”.
Надо, однако, заметить, что никаких таких “условий” в громогласно данных обещаниях не было. К тому же речь ведь шла о судьбах конкретных чиновников, а о судьбе страны. В общем, такое объяснение, опять-таки, сильно походило на “отмазку”.
Далеко не исчерпаны были и парламентские формы борьбы. Скажем, левопатриоты вполне могли бы заблокировать утверждение преемника Примакова на посту премьера – Сергея Степашина. Для этого требовалось не конституционное, а простое большинство.
Однако фракция КПРФ приняла решение голосовать по этому вопросу свободно. То есть по факту – поддержала утверждение. Точно такую же позицию фракция заняли спустя три месяца, когда Степашин был отправлен в отставку и в Думу была внесена кандидатура следующего премьера – Владимира Путина.
Тупик коммунизма
Не будет преувеличением сказать, что в тот день, 16 августа 1999 года, ключ от политической судьбы Путина – а стало быть, и от судьбы страны – находился в руках Зюганова и его соратников.
Выступления Геннадия Зюганов перед “премьерским” голосованием было очень жестким. В основном – про беды страны и творимый Ельциным и его присными “беспредел”. Но досталось на орехи и кандидату в премьеры. Тем удивительнее финал выступления: “У вас есть выбор: или быть государственником, или надсмотрщиком, так же как есть выбор у каждого из здесь присутствующих. Наша фракция будет голосовать по этому вопросу свободно”. Ну и вишенка на тортике: 32 члена фракции КПРФ поддержали кандидатуру Путина.
С тех пор так и повелось: яростно критикуя возглавляемую Путиным “антинародную власть”, КПРФ не давала ни малейших оснований заподозрить ее в том, что она готова эту власть сменить. Да что там сменить! Даже серьезно попортить кровь власти партия за все эти годы ни разу не отважилась. Хотя та постоянно подбрасывала левой оппозиции роскошнейшие поводы для этого.
Пожалуй, самый роскошный – ну или лучше всех сохранившийся в памяти, поскольку история относительно недавняя – повышение пенсионного возраста. Громогласных проклятий в адрес реформы и реформаторов было много, но ими, по большому счету, все и ограничилось. Говоря словами писателя-юмориста Семена Альтова, сопротивление действиям власти было безграничным – в пределах разумного. Пошумели – и разошлись.
И в этом и в других случаях партия четко видела выставленные властью “буйки” и никогда за них не “заплывала”. А в последние годы вообще “поплыла” в противоположную сторону. Сегодня КПРФ одобряет и поддерживает политику президента и хвалит премьера и правительство за блестящую реализацию президентских установок. Нет, претензии к Путину и его команде у КПРФ, в принципе, остались. Но приобрели совершенно иной характер. Сменили, так сказать, вектор.
Яркий пример – высказывание сделанное Геннадием Зюгановым на декабрьской встрече с главой государства: “Я бы выпорол того, кто Вас выпустил без шапки. Просто вы в (минус) 15 градусов… Я извиняюсь, здоровье главнокомандующего в условиях войны – это здоровье нации. Вы им сделайте замечание”.
То есть из яростного, непримиримого конкурента действующей власти КПРФ сперва превратилась в яростного, но безвредного критика, а в конце концов – в ворчливого, но заботливого дедушку. Гордящегося успехами “внучат”, но обеспокоенного их легкомыслием.
В своей заботливости “дедушка”, правда, зачастую заходит не только за “пределы разумного”, но и за границы морали. “Когда мэром в Москве выдвинули Навального, я сказал: “Владимир Владимирович, надо быть предельно бдительными! – выговаривал Зюганов кормчим государственного корабля на встрече с Михаилом Мишустиным. – Теперь “надувают” Даванкова… Попросите Лаврова показать вам результаты голосования (на выборах президента. – “МК”) кадров наших за границей, и вы ахнете! Поэтому мы должны вовремя принимать меры”.
Какие именно меры должны быть предприняты в отношении вице-спикера Госдумы, первого заместителя фракции партии “Новые люди” Владислава Даванкова лидер КПРФ не уточняет. Но надо полагать, ничуть не менее строгие и решительные, чем в отношении Навального.
Нет, у нас, конечно, свободная страна: никто не может запретить председателю ЦК КПРФ строчить доносы на кого угодно, даже на коллег по парламенту. И уж тем более не возбраняется расточать похвалы власти и пытаться бежать впереди ее паровоза. Дело хозяйское.
Необходимо, однако, понимать, что, эволюционируя – или деградируя? – в эту сторону, КПРФ перестает быть оппозицией. А в качестве еще одной партии власти она никому не нужна. О чем, в частности, свидетельствуют рейтинги партии и ее электоральные результаты, плавно, но верно стремящиеся к нулю.
Но до абсолютного нуля скукоживание, думается, все-таки не дойдет. Есть одна сфера деятельности, в которой КПРФ нет конкурентов – защита Мавзолея и мумии “вечно живого” Ленина. Хотя, положа руку на сердце, занятие это не для политической партии, а скорее для духовно-рыцарского ордена. Вроде ордена Святого Гроба Господнего Иерусалимского.
Интересная, кстати, организация. Основана была в конце XI века Готфридом Бульонским, одним из предводителей Первого крестового похода, и когда-то играла не последнюю роль в ближневосточной политике. А именно – в политике Иерусалимского королевства.
Королевства давным-давно нет, а орден Святого Гроба, пусть и в ином, неполитическом качестве, по-прежнему существует и даже, говорят, процветает. В общем, не все еще потеряно для КПРФ.
