«Он был королем своего времени»
9 мая исполнилось 100 лет со дня рождения Булата Окуджавы – барда, поэта, прозаика, сценариста, лауреата Государственной премии СССР. Булат Шалвович – участник Великой Отечественной войны, так что едва ли ему было обидно «оказаться в тени» Дня Победы. Но в знаковый юбилей этого точно не произошло: Окуджаве «МК» посвятил серию публикаций, а сегодня мы беседуем о его жизни и судьбе с поэтом и музыкантом Вероникой Долиной, которая поделилась личными воспоминаниями о великом предшественнике.
Булат Окуджава и Вероника Долина
История знакомства
– Вероника Аркадьевна, с Булатом Окуджавой вы были знакомы десятки лет. С чего все начиналось?
– Когда я была школьницей, я прикоснулась к миру его стихов, но это было слабенькое прикосновение. Просто ко мне в руки со стола моей тети попали машинописные тексты Окуджавы. Почему не от родителей? Родители были естественниками, у них распечаток поэзии было не найти.
А надо пояснить, что стихи Бродского, Цветаевой, Пастернака, а тем более Окуджавы тогда не попадали в книги для таких, как я, школьников, родившихся в пятидесятых годах.
– А когда случилась личная встреча?
– Для этого нужно было закончить школу и шагнуть во взрослую жизнь. И прийти
в литературные объединения Москвы. В 1970-е я имела крепкие отношения с тремя: «Магистралью» Григория Левина, объединением под руководством Бориса Абрамовича Слуцкого и объединением Эдмунда Йодковского.
Там обнаружились мои будущие пожизненные приятели, связанные с авторской песней: Виктор Луферов, Владимир Бережков, а в 1975 года я увидала Булата Шалвовича.
Помню, я распевала свои кантаты «Жанна д’Арк» и «Тристан и Изольда», песни про декабристов (что еще я могла сочинять в юности), и меня за руку потащили на первый конкурс, где я моментально натолкнулась на Окуджаву.
Человек и его портрет
– Окуждава вживую производил монументальное впечатление, считывался ли визуально масштаб его личности? Каким он был?
– Я не настолько была трепетна, чтобы ответить теперь пафосно. Трепет растет с годами, но его уровень не был каким-то запредельным.
А при первой встрече я посмотрела на него довольно угрюмо, искоса и приподняв бровь. Практически так же и он на меня посмотрел.
Руки в карманах. Усы щеточкой. И недоверчивый взгляд. Но при всем этом ему хватило широты сказать: «Заходите, познакомимся, попоёте еще песенок».
– Первый блин знакомства вышел комом?
– Да нет, но акта моментального обоюдного доверия не было, хотя в течение последующей жизни у нас с ним были сильнейшие вкусовые совпадения, он сделался для меня компасом и путеводом. Особенно когда появилась его проза и вышли первые большие винилы. Один, помню, был с предисловием Евтушенко, а составителем выступил Лев Шилов. От этой пластинки у меня зашлось сердце.
Вероника Долина
– Понимаю разницу поколений, но все же, в какие годы вы были именно дружны с Окуджавой?
– Если считать от 1977 до 1997 года (когда его не стало), двадцать лет мы удачно много общались. Учитывая плотность московской жизни, виделись несколько раз в году.
Беды и победы
– Не думаю, что стоит спрашивать о влиянии Булата Шалвовича на ваше творчество: он родоначальник бардовской песни как таковой. Меня интересует другое: повлияла ли Вероника Долина на Окуджаву?
– Конечно. Есть такие вещи у него, что я могу это точно утверждать, а в паре мест просто слышу цитаты:
«А душа, уж это точно, ежели обожжена».
И это совершенно нормально, вся мировая культура — сосуды, обязанные сообщаться. Причем такой обмен ничего не снижает и ничего не повышает ни для одной участвующей в нем стороны.
– «Знаменитый» для нас стало синонимом «счастливый»/ «добившийся успеха», особенно если речь идет о деятелях литературы и искусства. Почему в нашем восприятии трагические стороны судьбы отходят на второй план, если человек прославился?
– Трагических эпизодов в судьбе Окуджавы было немало. Я знала с молодых лет о его безутешном детстве, о том, что исчез отец (Шалва Окуджава был расстрелян в августе 37-го, – И.В.), о юности в Грузии, где все было колючими слезами омыто. Автобиографическая новелла Окуджавы «Девушка моей мечты» во мне навеки запечатлелась. Я видела детские фотографии, где он с мамой, есть снимки и с папой, но отец очень быстро был стерт с доски времен…
– Помнят ли в Нижнем Тагиле о репрессированном первом секретаре обкома партии?
– В 80-е я оказалась в Тагиле (туда на электричке из Свердловска-Екатеринбурга можно было запросто доехать) — и что же там не тайком на ухо услышала, а увидела воочию? Мемориальную доску, на которой запечатлен расстрелянный Шалва Степанович! Сообщения, что люди жили, трудились и подверглись репрессиям, появлялись уже в те давние годы.
Арбат… Жизнь с тетей в Тбилиси… Читано и рассказано об этом было очень много. Плюс абсолютно каждый, кто с Окуджавой общался, знал, что события Великой Отечественной войны нанесли ему ужасную рану, отравили его как человека.
Фильм «Женя, Женечка и Катюша» Владимира Мотыля (автором сценария классической кинокартины выступил Булат Окуджава, – И.В.), дебютная повесть «Будь здоров, школяр» сообщают нам о потерянности молодого человека перед лицом войны. Окуджава встречал Победу с травматическим шоком — об этом не стоит забывать.
Белорусское табу на Окуджаву
– Но с начала 60-х в судьбе поэта все стало складываться иначе…
– Да, со времен публикации «Школяра» в альманахе «Тарусские страницы» симпатичные стороны жизни впервые проступили (хотя тираж альманаха, подготовленного в 1961 году Паустовским, был изъят, издание прекращено, – И.В.) Но независимый дух Окуждавы был попираем советской действительностью.
Я, например, сохранила в памяти момент, когда он, в годы правления Черненко, отказался от государственного ордена «Дружбы Народов». Невероятный поступок – тем более, что совершил его член Коммунистической партии, ветеран войны. В условиях общей послушности указаниям сверху, растворенной в воздухе, — это был огромный акт неповиновения. А вообще о том, как Окуджаву пинали сапогом, написано немало стихов:
Ну что, генералиссимус прекрасный,
потомки, говоришь, к тебе пристрастны?
Их не угомонить, не упросить…
Одни тебя мордуют и поносят,
другие все малюют, и возносят,
и молятся, и жаждут воскресить.
Ну что, генералиссимус прекрасный?
Лежишь в земле на площади на Красной…
Уж не от крови ль красная она,
которую ты пригоршнями пролил,
пока свои усы блаженно холил,
Москву обозревая из окна?
Ну что, генералиссимус прекрасный?
Твои клешни сегодня безопасны –
опасен силуэт твой с низким лбом.
Я счета не веду былым потерям,
но, пусть в своем возмездьи и умерен,
я не прощаю, помня о былом.
В 1993-м году Булат Окуджава поддержал разгон парламента, после чего судьба занесла его в Белоруссию, где Владимир Гостюхин прилюдно ломал окуджавские пластинки и объявлял «табу» на него как на «расстрельщика».
Но через череду испытаний Окуджава проходил, высоко подняв голову.
Поэзия, записанная на магнитную ленту
– В случае с авторской песней на смену книгам и журналам пришли иные физические носители: пластинки, магнитофонная лента. Объясняется ли феномен популярности Окуджавы их появлением?
– Скорее частным магнитиздатом, когда чудесные люди записывали Окуджаву в домашних условиях.
Я вступила в сознательный возраст позже и могу споткнуться в воспоминаниях, но одним из первых, кто делал такие записи, был питерский режиссер Владимир Венгеров, потом через драматурга и поэта Александра Моисеевича Володина все это как-то разнеслось.
В Переделкино. Фото: Михаил Белоцерковский
Я училась в одном классе с Еленой Греминой, дочкой Анатолия Гребнева, сценариста «Июльского дождя» и других кинокартин Хуциева. Анатолий Борисович, при моей памяти, впервые упомянул о записях Окуджавы в конце 60-х, но люди постарше назовут более ранние примеры. Это то, что касается волшебства магнитофона и магнитной пленки.
Я по сей день дружу с архивистами, которые дрожащими руками иногда вынимают первозданные фонограммы Галича, Высоцкого и Окуджавы 60-х и даже 50-х годов.
– Но пик популярности бардовской песни связан с компакт-кассетами?
– Нет, с катушечными магнитофонами, они бытовали в СССР несколько десятков лет к моменту появления кассет. Знаете, как выглядели бардовские концерты, в том числе мои? Представьте средний зал ДК им. С.П. Горбунова в Филях: полторы тысячи мест, но первые ряды состоят из магнитофонщиков – их было десять, двадцать, тридцать человек! И у каждого на удочке изолентой привязан микрофон, а на коленях стоял магнитофон. С этого начиналось тиражирование.
Ни дня без строчки
– Наблюдали ли вы творческий процесс Окуджавы, становились ли свидетельницей создания новых произведений?
– Мой рассказ снова будет беспафосным — но вот навскидку. У Окуджавы письменный стол всегда был завален книгами и бумагами. И если спросить его о чем-то новом: о романе или пьесе, он практически всегда был в курсе. Он был тем писателем, который еще и читатель.
И был настоящим носителем писательства как профессии — не «люблю пописать», а обязан, как говорил Евтушенко, три-четыре часа в день положить на то, чтобы работать.
Или такой пример. Конец 80-х. Окуджава возвращается из Парижа с кинокамерой.
Я пришла в конце лета к нему, как это называлось, «показать летних песен».
Он взволнованно ставит на штатив камеру и приглашает: «Садись, сейчас тебя писать будем». Здесь не важно – что меня, важно – как он хотел записывать и записываться, ему хотелось развивать нашу скромнейшую кустарную профессию.
Поэтому он писал для киноиндустрии, театра, был не прочь сниматься в кино (хотя его роли были заслугой друзей: Тодоровского, Мотыля).
Писатели всегда были подавлены и ныне пребывают не в очень цветущем состоянии, но годы расцвета пришлись на 60-70-80-е. И он был королем своего времени!
Музыкальность поэзии
– В день рождения не принято вспоминать обстоятельства смерти ушедшего человека, но вы общались до последнего момента, так что сделаем исключение.
– Самый его финал проходил чуть ли не на моих слабовидящих глазах. С Булатом Шалвовичем у нас был общий продюсер — с ним мы опускали гроб в ваганьковскую землю.
Я знала почти поминутно, как Окуджаве стало плохо, как его отправили в госпиталь во Франции, как к нему пришла дочка Анатолия Гладилина, как остановилось сердце — весь растянувшийся на несколько дней сценарий.
– Кажется, одной только прозвучавшей в «Белом солнце пустыни» песни «Ваше благородие» хватило бы, чтобы имя Окуждавы стало известно миллионам…
– Насчет конкретно этой песни нужно сказать, что ее текст Владимир Яковлевич Мотыль буквально утащил со стола Окуджавы. Спросил, нет ли у него чего-то в гусарском стиле – и получил рукопись.
Что еще мне представляется эпохальным и символическим? «Песенка о московском муравье», изобретенные Окуджавой неологизмы, вроде «арбатства». И роза красная, цветущая гордо в этой несчастной бутылке, голубой шарик — все перечисленное мне дорого и близко.
Слева направо задний ряд: Николай Петров, Аркадий Арканов, Григорий Горин, Валентин Гафт, Зиновий Гердт, Булат Окуджава, Александр Иванов Первый ряд: Вероника Долина, Андрей Вознесенский, Иннокентий Смоктуновский и Алексей Баталов (сидят за столом). Фото: Михаил Пазий
Больше четверти века прошло с его ухода, со дня появления на свет сто лет встречаем – и это столетие для меня стало будничным делом (мне и самой далеко не пятнадцать). Но я продолжаю поражаться тому, насколько моцартовски одаренным был Окуджава. Механизм его поэтики мне чисто по-московски близок и понятен. Но того, насколько поэзия была омузыкалена им, я не могу осознать.
Стихов, от которых перехватывает дыхание и все на свете, у него было кратно больше, чем у остальных. Выражаясь технологически, КПД Окуджавы был выше, чем у множества поэтов.
Ритуалы и памятники
– Поклонники творчества Венедикта Ерофеева отмечали его день рождения в электричке «Москва-Петушки» – по крайней мере, до открытия МЦД-4. А какие существуют ритуалы, связанные со вспоминанием Окуджавы? Возле дома номер 43 на Арбате, где он жил, 9 мая собираются люди с гитарами — участвуете ли вы в этой традиции?
– К дому на Арбате не хожу, там действительно в день рождения поют и прихлопывают в ладоши, но мне это немыслимо и невозможно. И к тому же я не поклонница арбатского памятника, он мне категорически не нравится.
– Почему?
– На мой вкус, превращать Окуджаву в великана, сверхчеловека было ни к чему. Сутулость показана правильно, а рост, фактура – нет. А что касается ритуалов — я бываю на Ваганьковском кладбище несколько раз в году. Там я чувствую себя человеком.
